При использовании материалов с этого сайта, ссылка на автора обязательна.
Десять жизней Степана Савченко
Родился Степан Савченко в казачьем хуторе Филипповка, рядом со старинным городом Ахалкалаки, расположенном на территории Грузии. В 19 веке стал этот город-крепость российским щитом для армян и грузин, спасенных от беспощадного турецкого истребления. Затем — одним из советских форпостов, удерживающим турок от вмешательства во вторую мировую войну и от новой этнической резни. В конце 20-го века — российской военной базой. А в наше время – символом подлой неблагодарности новых грузинских правителей по отношению к спасителям своего народа и собственным предкам.
Дед Степана был сотником в казачьем войске. Отец в первую мировую лишился двух фаланг на пальцах правой руки, когда полоснула на встречном ударе чужая сталь по рукояти казачьей шашки.
А самого Степана Смерть попыталась в первый раз достать, когда было ему всего лишь три года. Годовалая сестра умерла на руках мамы – задушила скарлатина. Мать уже сшила полотняную смертную рубашонку и для своего первенца. Отец баюкал сына на руках, глядя, как мается ребенок от удушья, как на детской шее наливается гноем и отвисает кожаный мешок. Послали за знахаркой. Та, осмотрев мальчишку, спросила: «Есть шорное шило? Давайте сюда!»
Пока шило добела калилось на огне, мальца отвлекал его родной дядька. Рассыпав на одеяле монетки из красивого кошеля, предложил: давай, я буду собирать желтенькие, а ты – беленькие, кому больше достанется…
И восемьдесят лет спустя Степан Михайлович помнит этот кошелек, монетки, запах собственной паленой плоти, хлынувшую волну гноя из проколотого нарыва… и ту блаженную легкость, которая вместе с воздухом наполнила его тело.
Это был его второй день рождения. А «на память» от скарлатины у него осталась сильнейшая сердечная аритмия.
Так и пошло. Смерть регулярно проведывала его: как дела, не созрел ли уже для последнего шага этот мальчишка?
Но тот упрямо цеплялся за жизнь.
Военное дело вместе со сверстниками Степан начал осваивать с восьмого класса. Изучали знаменитую мосинскую трехлинейку, учились бить штыком и прикладом, ходили строевым шагом, копали окопы. А на следующее лето грянула война. Все двенадцать пацанов-одноклассников дружно отправились в военкомат. Степан со своей аритмией мог остаться дома. Но даже мысль об этом приводила его в ужас. Рослый красавец, любимец девчонок — и вдруг попасть на положение «порченого», откосившего от фронта!..
Уставший от наплыва таких добровольцев военком – подполковник Абакумов ответил отечески:
— Идите, учитесь. Потребуетесь – призовем. На всех войны хватит.
Поход в военкомат после девятого класса принес тот же результат.
Продолжая учиться, помогали старшим, чем могли. Патрулировали территорию городка, обо всем подозрительном сообщали пограничникам и милиции. Вражеская агентура шныряла по приграничью, турецкая армия ждала только падения Сталинграда.
А 13 мая 1943 года, накануне последнего звонка, им, семнадцатилетним, пришли повестки.
Военком узнал их:
— Ну что, дождались? Школу закончили, грамотные, так что пойдете… учиться дальше!
Так Степан стал курсантом Краснодарского пулеметно-минометного училища, эвакуированного от немцев под Ереван.
Форма от союзников: мгновенно полинявшие до белизны иранские рубашка и брюки, тонкая шинель и ботинки – английские. Винтовки разных стран и систем. Теоретические занятия, имитация стрельб без боеприпасов (все – фронту). Суп из севанской селедки, 600 граммов хлеба из смеси разных зерен и мякины. Потом, на передовой, Степан вспомнит этот тыловой паек, когда, отправившись по нужде, поднимет немецкую листовку. На ней были изображены два солдата « в разрезе»: у немецкого в потрохах – колбаска, коньячок, бутерброды, у русского – зеленая жижка с одинокими горошинами…
В августе в двенадцати товарных вагонах свежеиспеченные младшие лейтенанты отправились к передовой. В Армавире, раздобыв картошки и открыв «второй фронт» — большие банки с американской тушенкой, впервые за много месяцев наелись до отвала. Теперь одолевали мечты о военных подвигах.
Война не заставила себя ждать. Сколько ни говорили наставники о бесценности саперной лопатки, о пользе каски, но все это хозяйство валялось у беспечных мальчишек по углам вагонов. А на узловой станции Батайск их накрыли немецкие самолеты.
Команда «Воздух!», панические прыжки из вагонов, взрывы бомб, треск и пулеметные строчки под ногами. Люди метались, ища укрытия. Степан пытался вернуться за снаряжением, но самолеты пошли на второй заход. В полном отчаянии кинулся он в куртину деревьев, руками рвал и отбрасывал мягкую землю. Засунув в мелкую ямку только голову и плечи, так и замер до конца бомбежки. Сейчас улыбается: «Был не столько герой, сколько дурной».
По обычаю, провожая парней на службу, девчонки дарили тем, кого хотели бы дождаться, платочки со своими вышитыми именами. Степан увез из дома в нагрудном кармане шесть таких платочков и одно маленькое зеркальце. Вот в нем-то он впервые увидел свой настоящий военный портрет: грязь, насыпавшаяся в пилотку, смешалась с потом и растеклась по всему лицу. Неузнаваемые, чужие, испуганные глаза.
Мимо несли изувеченные тела друзей, висела пелена пыли и дыма.
Второе свидание с костлявой приятельницей состоялось. Урок был усвоен.
Настоящее боевое крещение Савченко принял на Южном фронте, на реке Миус. Рядом разворачивалась великая Курская битва. Над горизонтом висело зарево, тяжко ворчала канонада, стаи «ястребков» выскакивали из облаков на разворот и снова устремлялись в пекло.
«Миус-фронт» был не столь знаменит, но не менее важен и кровав. Фашисты яростно обороняли Донбасс. Немецкий укрепрайон простирался на одиннадцать километров в глубину. До тридцати дотов и дзотов на квадратный километр. Бесконечные ряды траншей. На строительство немцы согнали жителей всех близлежащих областей. Местные рассказывали, что отработавшие на окопах пять тысяч евреев потом копали ямы друг для друга. Немцы, расстреливая их, очень торопились. И земля над поспешно присыпанными могилами шевелилась по нескольку дней: это задыхались и пытались выбраться раненые.
К бойцам приезжали Буденный, Рокоссовский:
— Нам нужен Донбасс. Ребята, фрицев надо выбить! Погоните отсюда — побегут от Орла и Белгорода. И Германия быстро сдохнет без угля и нефти.
Немцы пытались контратаковать. Молодой офицер в первом бою, командуя расчетами двух пушек-«сорокапяток», растерялся. Теория – теорией. Но вести огонь, когда ты толком не понимаешь, что происходит: где наши — где фашисты?.. Командир батареи, мудрый капитан-осетин, обнял его за плечи:
— Покажи: где восток?!
— Ну, вон там.
— А запад?
— Там.
— Посмотри в бинокль. Видишь: как муравьи ползут в нашу сторону? Это – немцы. Всегда закрывай спиной восток и бей на запад, не ошибешься…
Бои шли лютые. В знойный августовский день спускался Степан в лощинку, к протекавшему ручью. Начался артобстрел. Скатился вниз, уронив каску. Подполз к воде, а в ней багровыми струями переливается кровь: чуть выше по течению запрудило ручей месиво из побитых лошадей и человеческих тел. Жажда – тетка злая. Пришлось пить. Когда полз обратно, только успел снова надеть шлем, как страшный удар оглушил, швырнул в темноту. Какое-то время не мог понять: жив ли, где находится. Стал ощупывать себя. В голове звенит, потрогал каску – вмятина от осколка. Снова повезло. Спасла, родная! Под головой и спиной – что-то мягкое. Наконец, разглядел: закинуло его в старый разбитый блиндаж. А лежит он на коленях у двух сидящих мертвых немцев. Вылетел из блиндажа пулей. Потом передумал, вернулся за немецким автоматом. Свой заедал часто.
На Миусе познакомился Степан и с «Тиграми». Он уже знал, что подбить сверхмощный танк из малокалиберных пушчонок практически невозможно. Либо клинить башню снайперским выстрелом под ее основание, либо играть с бронированной смертью в кошки-мышки, вынуждая повернуться к орудию боком.
…По кукурузному полю излюбленной тевтонской «свиньей» — клином шли три «Тигра». Первый, заметив позицию одной из «сорокапяток», пошел в лоб и мгновенно смял орудие. В тот момент, когда танк, крутнувшись на месте, размазывал по земле останки его товарищей, Степан и влепил ему в гусеницы свой снаряд. «Тигр» завертелся. За ним, в дыму и пыли вдруг поднялась на позиции фигурка уцелевшего бойца. На корму вражеской машины полетела бутылка с «коктейлем Молотова». Из загоревшейся машины стали прыгать танкисты. Их встретил беспощадный огонь отечественных и трофейных автоматов.
«Тигры» горят! И на волне этого ощущения победительной ярости, уцелевший расчет совершил второе чудо. Еще один танк с поврежденной ходовой стал крутиться на месте. Но сумел уползти из-под огня, удрав с поля вместе с третьим «непобедимым «Тигром».
За этот отчаянный бой младший лейтенант Савченко получил особо почитаемую во фронтовой среде медаль «За отвагу».
Пришло пополнение. Сменили «сорокапятки» на минометы. И дальше – на юг, по берегу Азовского моря.
Под Мелитополем к первой медали добавилась первая красная нашивка на груди. В наступлении разрывная пуля разворотила мышцы бедра, а взрыв сбросил его в глубокую воронку. Попытался встать, но кровь ручьем текла по ноге. Рана была близко к паху, перетянуть никак не получалось. Быстро таяли силы. Наплывала слабость, стало легко и томно. Старая знакомая снова уговаривала больше не сопротивляться, не продлевать мучения этого мира… Но он сумел подняться, опираясь на автомат, и увидел, как удаляется не заметившая его санитарная команда. Попытался выползти следом. Ослабевшая, окровавленная рука скользнула по оружию и зацепила спусковой крючок. Очередь прожгла гимнастерку, одна из пуль вспорола кожу, но выстрелы привлекли внимание санитаров.
В медсанбате уложили на стол вниз лицом. Сказали:
— Будем чистить рану по живому. Наркоза нет. Спирт кончился. Терпи.
В ходе адской процедуры кто-то принес во фляжке остатки водки, ей залили рану. До сих пор Степан Михайлович не просто помнит, а чувствует мертвую хватку своих зубов на закраине стола.
Но спасли его фронтовые медики. А еще — русская женщина Прасковья из Рязани. Ее имя и адрес Степан прочитал на склянке с донорской кровью. И ей первой написал он потом теплые благодарные строки, как только смог взять в руку карандаш.
Испив свою чашу страданий, познал Степан и всю меру своего везения. Когда, отправляя в госпиталь, вынесли его из палатки, увидел раненый рядом, в загородке скотного двора, груду отрезанных рук, ног, клубки человеческих внутренностей. На подводу рядом с ним погрузили ящик из-под мыла, набитый стружками. В ящике лежал и молча моргал глазами человеческий обрубок – тело с единственной рукой и без ног.
А он, после долечивания в разных госпиталях, даже смог вернуться на фронт.
Родная часть ушла далеко вперед. Кадровики, узнав, что Степан казачьих кровей, определили в его кавалерийский корпус генерала Кириченко. Да не надолго. Через полтора месяца сорвало его с коня взрывом и крепко припечатало к земле-матушке. Контузия. Кровь из ушей, отнявшаяся рука, онемевший язык. Полевой госпиталь на территории Ростовского тракторного завода.
Не успели еще пройти головные боли и заикание, как собрался Степан удирать из госпиталя. Переживал: первую часть потерял, не догнал, теперь и побратимы-кавалеристы могут ускакать Бог весть куда… Но тут-то и состоялась встреча, определившая его судьбу и продлившая для него войну на два долгих дополнительных года.
Между койками ходили двое: капитан и старшина. Было в этих людях что-то такое, что даже самые бесшабашные фронтовики притихали и провожали их внимательными взглядами. Подходили они к выздоравливающим, выбирая самых рослых, крепких, прошедших испытание передовой.
Степана тоже пригласили на разговор.
— Мы формируем оперативный полк особого назначения. Ты нам подходишь. Согласен – возьмем. Нет – забудь про этот разговор. И в любом случае держи язык за зубами.
Так Степан попал в 281-й особый оперативный полк НКВД СССР. Во всей стране было всего два таких полка: один обслуживал европейскую часть СССР, другой — восточную зону. Подчинялись они лично наркому Берии.
Первое задание было морально тяжелым. В наступление, на форсирование Днепра шли знаменитые «рокоссовцы», — в том числе подразделения, сформированные из бывших осужденных. За их спинами и встали оперативники. Приказ прост: бегущих с позиций — возвращать, при сопротивлении – расстреливать на месте. Сегодня киношники и журналисты изображают заградотряды, как сборище кровожадных маньяков из НКВД. А в реальности эти задачи чаще всего выполняли обычные воинские части второго эшелона. Костяк их составляли фронтовики, которые сами отважно сражались с врагом и имели полное право требовать этого от других. Тот, кто воевал, знает: паника губительна и заразна. Пресечь ее без жесточайших мер невозможно. К счастью, бойцам полка не пришлось столкнуться с беглецами. «Рокоссовцы» прекрасно понимали: что у наступающих был шанс выжить, у трусов – нет. А главное, эти люди сами шли на фронт, чтобы смыть кровью свои реальные или мнимые вины, чтобы защитить Родину. И фронтовые командиры относились к ним совсем не так, как дебильный генерал и его подчиненные из фильма «Штрафбат». Достаточно сказать, что сам Рокоссовский и тысячи других генералов и офицеров прошли мясорубку ГУЛАГа.
Следующая задача полка была действительно особой: охрана Ялтинской конференции. Офицеры и солдаты полка плотным кольцом прикрывали прилетевшего Рузвельта, которого переносили на специальных носилках, и толстого, с неизменной сигарой Черчилля. Сталина, появившегося словно из ниоткуда, берегло двойное оцепление. Веселые развязные американские солдаты пили пиво, постоянно приставали к советским коллегами с предложениями купить-продать-обменяться. Но те сурово отмалчивались. Любой контакт с иностранцами, да еще в такой обстановке, мог закончиться трибуналом.
Сорок четвертый стал годом окончательного освобождения территории СССР. На восточных славянских территориях люди, натерпевшиеся от оккупантов, охотно помогали выявлять и уничтожать фашистских недобитков. Но в Прибалтике, в западных областях Украины и Белоруссии обстановка была совсем другой: бесчинствовали лишенные надежды на пощаду предатели-власовцы, так называемая «армия Степана Бандеры», «лесные братья».
Тогда-то Степан узнал, что бывает и такая война: без фронта, с выстрелами из-за угла, из-под куста. Здесь не годилось памятное правило командира батареи: бить только на запад. За первый год действий «в тылу» полк потерял 365 человек. Ровно по одному в день.
В сорок пятом отпраздновали победу, но с завистью провожая взглядами эшелоны c возвращающимися домой фронтовиками, продолжали воевать и нести потери.
А вообще-то, в те времена неизвестно, где было опасней: на фронте, в лесах Прикарпатья, или в тылу возле высокого руководства.
Осенью сорок седьмого Степан снова увидел Сталина. И встреча эта чуть было не стоила ему жизни.
А вообще-то, в те времена неизвестно, где было опасней: на фронте, в лесах Прикарпатья, или в тылу возле высокого руководства.
Осенью сорок седьмого Степан снова увидел Сталина. И встреча эта чуть было не стоила ему жизни.
Офицеры полка были ознакомлены с совершенно секретным приказом: обеспечить безопасность проезда вождя мирового пролетариата к месту отдыха в Сочи. Неисполнение приказа и любые ошибки при его исполнении наказывались одной-единственной мерой – высшей. Под чем Степан и поставил свою собственноручную подпись. В зоне ответственности Савченко и его 120 подчиненных оказались 12 километров пути и узловая станция Кропоткин. По железной дороге шли три абсолютно одинаковых спецпоезда. В каком из них был глава государства – не мог знать никто. Все находились в страшном напряжении, и вдруг в кабинет, где находились начальник станции, Степан и закрепленный офицер из личной охраны Сталина, прибежал перепуганный путевой обходчик. Он обнаружил трещину на одном из рельсов основного пути. Движение поездов остановили. Рельсу мгновенно заменили. Прогнали туда-обратно один из составов. Второй поезд стоял на станции. На ступеньки вагона вышел сам Верховный и поинтересовался, что происходит. Так Степан оказался лицом к лицу со Сталиным. Узнав причину остановки, тот коротко бросил сопровождавшему его генералу Серову:
— Разобраться!
Разбирательство началось просто: «Оружие сдать! Погоны, ремень, пилотку снять!». Арест.
Рельс осмотрели. Выяснилось, что обходчик чересчур перестраховался, «трещина» была такой царапиной, что могла выдержать проход любых грузовых составов. Правда, формально это ЧП вполне подпадало под грозные пункты приказа. И не из таких ситуаций иногда раздувались целые дела о заговорах против вождя. Но Серов, доброжелательно выслушав Степана и разобравшись в ситуации, не стал разменивать на карьерные прогибы жизнь мальчишки-фронтовика.
— Поедешь снова на Западную Украину, заглаживать свои ошибки. И насчет звания твоего подумаем, не рановато ли надел офицерские погоны…
Это решение, по сути, спасло Степана от дальнейших разбирательств. Вскоре он оказался на базе родного полка, в дела которого без личного распоряжения всесильного Берии никто не вмешивался.
В Станиславской области Украины, в деревеньке Полесье спецрота «пока еще» старшего лейтенанта Савченко вела беспощадную борьбу с бандами, обеспечивала защиту людей, налаживавших мирную жизнь. Ведь то, что творили националисты с любым, кто их не поддерживал, даже у их бывших хозяев-фашистов порой вызывало ужас и брезгливость.
Оперативники проверяли каждый дом, каждый подвал. Искали схроны. Помогали информацией местные жители, которым надоело жить в обстановке вечного страха. Но нередкими были и случаи двурушничества, тонкой игры со стороны бандитской агентуры.
Работала в сельском медпункте молодая медсестра. Кокетничала со Степаном, строила глазки. Иногда делилась бинтами, лекарствами. Была информация, что снабжает она и бандитов. Однажды гостья пришла в дом, где квартировали офицеры, и принесла давно обещанную вату. Но внимательный взгляд молодого командира уловил, что габариты прелестницы изменились. Бюст стал уж чересчур пышным. Пришлось сыграть в любовь-морковь. Обнял крепко офицер «сестрицу», прижал ее к себе одной рукой, а второй быстро прошелся по деликатной зоне. И извлек две гранаты-«лимонки»… Расчет был прост: занесет она в дом гранаты и припрячет. А потом явится другой человек, пройдет обязательный обыск на входе и в нужный момент воспользуется гранатами. Плакала красавица, каялась. Но война есть война. Забрали ее сотрудники НКВД, и больше ее никто не видел.
Сталкивались оперативники и с другими хитростями. Бандиты, чтобы скрыть место, где сходят они в лес с общей дороги к своим схронам, становились на ходули. Или надевали на руки – на ноги муляжи копыт животных. Пройдешь по следу метров десять – глядь: сменились следы на человеческие. Оборотень, да и только!
Искали бандитские запасы, простукивая стены домов. В двойных простенках иногда мог прятаться и человек с оружием. Часто такое обнаружение заканчивалось скоротечной беспощадной схваткой. Бывшие полицаи, из трусости перешедшие на сторону врага, сопротивлялись редко. Но идейные бандеровцы обычно дрались насмерть. Если успевали, даже выкрикивали лозунги «»Хай живе Степан Бандера та його жинка Параска!»! За самостийну Україну!»
Был однажды и смешной случай. Нашел Степан подозрительный бугорок под развесистыми лапами елей, очень похожий на замаскированный вход в схрон. Подошел поближе, ткнул щупом – и взорвалась под ним земля! Полетел вверх тормашками, треснулся затылком! Оказывается, это затаился закопавшийся в листву дикий кабан…
В один из дней поступил приказ переместиться поближе к горам. На смену Степану с его людьми прибыла команда саперов во главе с дотошным старшиной. И тот до самых сумерек придирчиво принимал немудреное хозяйство. Степан, подписав, наконец, все бумаги, лихо выпрыгнул в окно на задний двор, махнул через забор и рванул по снегу вдогонку за уехавшими товарищами. А утром сообщили, что старшина пропал. Через сутки он вновь появился, жестоко избитый. Оказывается, возле входа в избу подстерегли его бандеровцы, накинули мешок и утащили. Спасло сапера то, что занимался он разминированием, строительством и сумел убедить бандитов, что его работа – на пользу их же родным и близким. А главное, охотились не за ним. Так и сказали, отпуская:
— Передай привет командиру спецроты, скажи, что, когда поймаем, по-другому с ним разберемся…
Не пустая угроза. Очень помогал отряду оперуполномоченный уголовного розыска Петр Пинчук. Фронтовик, местный уроженец, он знал, кто чем в селе дышит, искренне ненавидел бандитов, и был для них врагом номер один. Бандеровцы устроили засаду и сумели захватить Петра. Тело милиционера нашли подвешенным за ноги: на груди вырезаны красные звезды, со спины от затылка к пояснице ремнями содрана кожа. Этого садистам показалось мало и они под головой мученика разожгли костер…
Степан Савченко (слева в комбинезоне) с боевыми друзьями. Во втором ряду слева, рядом с Савченко - Петр Пинчук.
Не успела миновать одна беда – от врагов, как подстерегла другая – от своих. Был в отряде повар – татарин Халиуллин. Решил он поднажиться немного и, нарядившись «лесным братом», заявился ночью в дом к одному из местных жителей. Потребовал водки, тысячу рублей и, зачем-то, швейную машинку. Водки ему дали, денег наскребли только двести рублей. А утром хозяин дома поднял на ноги и милицию, и командование отряда. Приехал разбираться лично командир полка. Время суровое, разговор короткий. Мародера расстреляли. А допустивший ЧП командир роты был снят с должности и отправился в Ростов нести караульную службу. Опять легко отделался. Если бы не безупречная личная репутация и боевые заслуги – могли бы тоже к стенке поставить.
Так что, обе эти истории тоже можно за новые дни рождения зачесть.
Полк продолжал воевать. Офицеров не хватало, и Степана вскоре вернули на Западную Украину, на базу отряда в город Калуш. И почти сразу он попал в жаркую переделку. Возле железнодорожного переезда банда устроила засаду и заблокировала группу красноармейцев. Спецрота на машине помчалась на выручку. У переезда сами попали под огонь с двух сторон. Степан, подхватив ручной пулемет, выпрыгнул из кузова и, еще находясь в воздухе, буквально на лету полоснул по врагам длинной очередью. Сгруппироваться и приземлиться с привычной ловкостью не успел. Что-то ударило в спину, покатился кубарем. Но все же нашел в себе силы снова стрелять. Бандеровцы дрогнули и побежали. Степан попытался подняться, но не смог. Когда друзья подняли его на руки и понесли, он понял, что не чувствует своего тела. В падении достал его разрыв гранаты.
Молодой хирург, пацан только из училища, рассмотрев рентгеновский снимок, уверенно заявил:
— Переломы четвертого и пятого позвонков, четвертый смещен. Ну, теперь ты всю жизнь будешь скрюченный ходить… если вообще поднимешься.
Это было хуже приговора. Нижняя часть тела не контролируется, непрерывно текут испражнения. А выше места ранения тело заходится адской болью, дико чешется под корсетом из гипса. И вся перспектива – участь беспомощного инвалида.
Врач заходит время от времени:
— Ну, как ты? Лежишь… ну, лежи.
Вот тут, как никогда, был готов Степан к тому, чтобы поддаться искушению Смерти. Для себя решил: доберусь до окна, выброшусь и прекращу мучения. Спросил соседа:
— Под окном асфальт?
— Нет, булыжник, — ответил тот. Потом сообразил, к чему вопрос: Ну ты дурак! Покури лучше, успокойся.
К счастью, приехал в госпиталь более опытный хирург. Статная, изумительной красоты женщина в звании подполковника с очень правильным именем Надежда. Обратила внимание на Степана:
— Это что тут за красавчик такой лежит? Ну-ка, что с тобой!
Внимательно осмотрела, расспросила об обстоятельствах ранения, о службе, о жизни, растормошила ласковыми чуткими руками, веселыми вопросами. А когда выяснилось, что она – землячка Степана, то разговор пошел совсем родственный.
— Эх, жаль, я для тебя старовата. Влюбилась бы в такого сразу! Ну ладно, у меня дочка будет, так и быть, отдам за тебя.
— Какой из меня теперь жених, кому я нужен?
— Зря ты так. Видишь – пальцы ног шевелятся? Значит, спинной мозг цел. Проблемы твои – последствия ушиба и смещения позвонков. Но это дело мы исправим, еще танцевать будешь! И все твое хозяйство работать будет. А гипс – долой, нечего издеваться. Я к тебе специально через две недели приеду, будем учиться ходить.
Гипс вскоре срезали, Степана отмыли. Лежал он пока на доске, под честное слово, что прибинтовывать его не надо, сам будет осторожен. Тоже – не сахар. Но в нем снова проснулись жажда жизни и упорное стремление поскорей встать на ноги.
— Если бы я остался в руках того пацана – меня бы сейчас не было. А Надежда спасла меня. Своим профессионализмом, своим словом, своей красотой…
Нет, не зря Степан Михайлович по сей день на любом празднике, в любом застолье никогда не забывает поднять тост за тех женщин, которые воевали, спасали и обихаживали мужчин на фронте, трудились в тылу, отдавая защитникам Отечества все силы и здоровье.
В госпитале догнал его приказ о разжаловании. Но новоявленный старший сержант не переживал. Не до чинов было. Свое слово Надежда сдержала. Приехала снова, потом еще раз. Степан под ее опекой встал на костыли. Делал специальные упражнения. Научился ходить. Молодой организм быстро восстанавливался. Врач поручила молоденькой медсестричке «выгуливать» своего подопечного. И наступил день, когда он окончательно поверил в то, что скоро будет ходить безо всяких подпорок.
Домой поехал еще с костылями: в дороге тяжело, мало ли что. Но, подходя к дому, один костыль выбросил. А вскоре расстался и со вторым.
Так в сорок седьмом закончилась для Степана Савченко война. Пять лет. На год больше даже чем у тех, кто принял первый удар врага 22 июня и встретил день Победы в Берлине.
После демобилизации юный двадцатидвухлетний «ветеран» жадно наверстывал все, чего чуть было не лишила его война. Подлечился. Окончил филологический факультет Тбилисского пединститута. Там встретил свою будущую жену Капитолину.
С семьей
Вернувшись в родной город, несколько лет преподавал русский язык и литературу в школе, в которой учились русские, армянские, грузинские, осетинские ребятишки. Но последствия контузии давали о себе знать. Многочасовые бдения за тетрадками и напряженное чтение детских каракулей заканчивалось дикими головными болями. Фронтовик не сдавался. Поступил на исторический факультет и стал вести историю и географию.
В Тбилиси. Педагог Савченко с коллегами и детьми.
В те времена «органы» не теряли из виду свои кадры. Однажды Степана пригласили на беседу и без особых уговоров направили на «укрепление» рядов сотрудников исправительной системы. Для начала назначили членом комиссии, которая рассматривала личные дела осужденных. А затем – начальником отряда в колонии строгого режима в Тбилиси. Вот где пригодились навыки бывшего спецназовца в поиске тайников, схронов, выявлении бандитских ловушек. Это тоже была война особого рода. Тем более, что среди заключенных было немало из тех, кто до ареста бегал по лесам с оружием в руках. Да и среди «чистых» уголовников хватало нелюдей, для которых ничего не значила человеческая жизнь. Серьезные неприятности принес групповой побег одиннадцати осужденных. Они сумели сделать подкоп под ограждением зоны и ушли как раз в дежурство Савченко. Восьмерых задержали сразу. Но трое успели погулять на свободе, натворив черных дел. А одна из ситуаций, начавшаяся, как анекдот, закончилась тяжкой потерей для Степана. Часть заключенных выводили под конвоем на уборку винограда. Есть ягоды дозволялось от пуза, а вот с собой приносить – только по одной кисточке. Но осужденные, сговорившись, вкопали в укромном местечке двухсотлитровую бочку и исправно складывали туда принесенный виноград… В один из дней половина контингента оказалась в изрядном подпитии. И до этого иногда удавалось осужденным проносить немного спиртного. Но, чтобы напоить десятки человек! Близкий друг Степана, оперуполномоченный Тенгиз Телия отправился разбираться с «авторитетами». Степан уговаривал его подождать, пока все протрезвеют и спадет напряжение в зоне. Пытался даже силой удержать. Но тот не послушал. К приходу опера бандиты приготовились. Отвлекли разговором, и убийца ударил его сзади по голове прутом железной арматуры.
Вскоре Савченко снова пригласили на беседу кадровики и предложили отправиться на трехмесячные курсы, пообещав не просто вернуть офицерские погоны, но и повысить в звании. Степан отказался от этого предложения, попросившись в отставку. Душа устала от многолетней борьбы, нечеловеческого напряжения. Да и серьезно мешали проблемы со здоровьем, последствия ранений и контузий.
Свою гражданскую жизнь он посвятил обучению и воспитанию детей. Не сидит в покое и на пенсии. Перебравшись поближе к сыну в город Гвардейск Калининградской области, многие годы возглавляет районный Совет ветеранов войны и труда. У него — пять боевых медалей, две нашивки за ранения. И каждая из этих наград и нашивок «перевесит» сотни юбилейных и «песочных» знаков отличия.
В калининградском парке возле памятника 1200 гвардейцам.
И хотя Степан Михайлович уже далеко не молод, заботится о своих товарищах, как верный друг, а порой и как квалифицированная сиделка. Однажды «наследники Гиппократа» отказались забирать и везти в больницу парализованного ветерана, пролежавшего несколько дней без ухода в загаженной постели. Савченко и его товарищ — фронтовик Сергей Петрович Климин сами отмыли больного, добились его госпитализации. Мероприятия к памятным датам; многочисленные проблемы стареющего и уходящего от нас поколения Победителей; заботы детей, внуков и правнуков…
Победители
На все пока хватает сил этого девять раз разминувшегося со смертью, но по-прежнему деятельного и душевно щедрого человека.
Долгой десятой жизни Вам, Степан Михайлович!